Чем живой человек отличается от мёртвого? На каком языке говорить с богами? Татьяна Томах не ответит на эти вопросы, она просто рассказывает сказки. А мы выбираем, верить нам в них или нет...

Залихватский образчик городского фэнтези с участием гастарбайтеров, дэвов, колдунов и прочей нечисти. Оканчивается все, как и полагается, честным пирком да за свадебку. Извините, сначала свадебка, потом пирок — такие особенности жизненного цикла у некоторых паукообразных.

Рассказ российского фантаста Майка Гелприна . Антиутопия о первопроходцах жертвующих собой ради существования Земли. «Других таких нет» эксклюзивно для SoundStream. Модель для сборки.

Почти целый месяц носило Сеньку по Крыму. Никогда прежде моря не видел — как не глянуть хоть одним глазком?

Жил был Сенька Бурсак по прозвищу «Джип Чероки».
Жил он под голубым небом двадцать лет без малого, а был телом статен, обличьем хорош и в придачу блондин.

Провода гудят под ветром. Натягиваются. Дрожат. Ветер холодный. На улице — плюс пять градусов. Желтый свет от фонарей падает наискосок. И шуршат на земле желтые листья. Я не люблю осень, не люблю проклятый нудный дождь, который идет здесь каждую ночь. Все время.
Я сижу на лавочке и развлекаюсь: сплевываю шелуху от семечек на асфальт. Поблизости суетятся воробьи, склевывают пустые кожурки. Мелкие наглые твари.
— Пшли! — пихаю воробьев ногой. — Ничего вам не дам, понятно?
Встаю, высыпаю семечки в урну, засовываю руки в карманы. Я не люблю семечки.
Ледяной ветер забирается за воротник, заставляет ежиться.

Оцепенение прошло, когда существо взмахнуло рукой, и грудь охотника взорвалась от острой режущей боли. В прорехи куртки, уже набухающие от крови, радостно метнулся ледяной зимний воздух, и давление на грудь тут же исчезло.

Осенний ноябрьский лес походил на неопытного диверсанта, неумело кутающегося в рваный маскхалат цвета сырого промозглого тумана. Сердитая щетина нахохлившихся елок, не спросясь, рвала маскировочную накидку в клочья. Высоченные сосны беззастенчиво выпирали в самых неожиданных местах. И только скрюченные артритом березки да обтрепанные ветром бороды кустов старательно натягивали на себя серую дымчатую кисею.

— Ты не можешь бросить лепить!
Она стояла на пороге его дома. Нет, не так. Она стояла на пороге их с Тисой «почти семейного гнездышка». Коль растерянно обернулся: невеста принимала ванну, но выйти могла в любой момент. А чудаковатая незнакомка с озера протягивала ему большой пластиковый пакет и быстро-быстро тараторила.

Реветь совершенно не хотелось. Но план есть план. Тиса нахмурилась, вспомнила свою несчастную любовь под номером три. Не помогло. Лавстори номер пять и семь не сработали тоже. Она подошла к кактусу и осторожно укололась о шип. Больно. Но плакать по-прежнему не хотелось. Тиса вздохнула и отправилась на кухню за луковицей. За полминуты до края тайм-квадрата ей удалось пролить над оной пару слезинок.